«Конрад Томилин и титаны Земли» «Плато» - Александр Вяземка

Минна Богуслафофна Елейнова, единственный мужчина во всей этой разношерстной и разнопредметной компании, скривила губы и строго бросила:

– Так… Конкурсант Томилин, если не ошибаюсь? Мы же с вами вчера расстались.

– Расстались, да, – подтвердил Конрад, – но не отделались.

– Мы ни от кого никогда не отделываемся, – уточнила Минна Богуслафофна. – Ждем вас как обычно через пять лет. А сейчас соблаговолите освободить помещение. У нас экзамен.

– Вижу, что экзамен, – на Конрада нахлынула волна дерзости. – Но вы ведь для себя все заранее решили. Так почему бы вам не сказать этому парню, что в его присутствии здесь смысла нет? И что он может больше не приходить ни через пять, ни через десять лет. Что ему вообще не нужно здесь больше появляться никогда.

– Ну, это не вам решать, – провыл Ярос Эрослафофич. – Мы тут сами определимся, кому и когда тут не появляться.

На глазах Конрада сами по себе выступили слезы. Он понятия не имел, что плакать от несправедливости и жалости к себе по прошествии восьмилетнего возраста было делом постыдным – так все перемешалось за последние тысячелетия. А потому плакал он свободно, не скрывая слез и даже их не вытирая, а, наоборот, намеренно демонстрируя собравшимся душевные раны, нанесенные их бездушием.

– Коня, мальчик мой… – голова Пафла Пафлыча, ободренного переменившимся видом своего воспитанника, вновь возникла над поверхностью стола, однако по существу сказать ему было нечего, поэтому он осекся и просительно уставился на Конрада.

– От имени всего разумного объявляю вас… – Конрад на секунду задумался и со вздохом, глотая соленые слезы обиды, добавил: – и себя… врагами человечества. Раз уж у нас такое человечество, то не грех ему и врагом быть.

Человек приходит в мир готовым отдаться ему, а мир удивляется и говорит: «Ты не нужен мне. Но раз уж пришел, так и быть, оставайся, но где-нибудь там, в сторонке». Этот мир не хотел Конрада таким, каким он видел себя сам. Ему же не нужен был мир, видящий в нем лишнюю деталь.

Спокойным движением, не задумываясь о том, что он делает или что нужно делать, Конрад снял с предохранителя лазерный пистолет и направил его в сторону предводителя Чужих. Морду монстра на долю секунды исказил страх. Вдруг в ней возникла дыра, из которой с воем вырвался зеленый пар разрываемой плоти. Лапы хищника на мгновение вскинулись вверх, но только чтобы тут же опрокинуться вместе с телом на пол.

Следующей пала Минна Богуслафофна, поднявшаяся из-за стола со стулом наперевес, как поднимаются в штыковую из окопа.

Какого-то наслаждения или хотя бы удовлетворения Конрад не испытывал. Он действовал скорее механически, чем душой – как зритель, досматривающий слабый фильмец сквозь одолевающую полудрему.

Ярос Эрослафофич тоже рванул было на него серой тенью, но испугался, отскочил в сторону, заметался по залу. Луч лазера догнал его, вспоров ему бок. Волк кувырком отлетел в угол и нехотя, тяжело замер.

Конрад же продолжал давить на гашетку, не в силах остановиться. Мелькали искаженные ужасом близкой гибели лица. В клубах кровяного пара и пыли рушились стены, вздымался обугленный пол. Наконец все заволокло таким зловонным дымом, что Конрад начал терять сознание. Он осел на колени, продолжая выжигать все вокруг невидимым огнем до тех пор, пока последние силы не оставили его. Здание дрогнуло и начало медленно оседать, увлекая его с собой в тартарары…

В себя Конрад пришел уже дома. Непонятно почему, но лежал он в постели. Правда, сама скомканная и разбитая постель напоминала поле боя, но все-таки не пепелище разгромленного здания.

На несколько секунд на лбу Конрада проступили тугие морщины мыслительного процесса.

– Приснилось! – с облегчением, но и с немалой досадой догадался он и нехотя поднялся с кровати.

Картридж пищевого принтера был пуст. Конрад налил себе два стакана воды и сел завтракать.

– Лардо!.. – отрешенно, как человек, покорившийся судьбе, позвал он. – Новости…

Видеовизор, еще не забывший о том, что он был приравнен к одноклеточным, демонстративно помолчал секунд пять, после чего включился с намеренно приглушенным звуком и искаженным изображением.

– Лардо… – с беззлобным упреком хмыкнул Конрад.

Звук усилился. Донесся отчетливый голос диктора:

– Более двадцати граждан Мошковии вошли в список десяти самых влиятельных людей мира…

– Вот. Это по-нашему! – одобрительно кивнул Конрад.

Вслед за голосом из хаоса мерцающей ряби возникло и печально-торжественное лицо ведущей теленовостей:

– Мы продолжаем наш репортаж с места трагедии, которую эксперты уже окрестили «бойней века». Напоминаем, что сегодня утром неустановленным лицом с поистине варварской жестокостью были убиты члены приемной комиссии актерской гильдии…

Конрад опрокинулся навзничь вместе с колченогой табуреточкой, на которой задумчиво балансировал. Думать, лежа неподвижно на полу, было несравненно легче.

«Так… – зашевелилось у него в голове. – Не приснилось… Что теперь? Бежать?»

Он натянул кроссовки и свой любимый спортивный костюм. На дорожке перед коттеджем до него донесся тревожный крик зубной щетки:

– Конрад, куда же вы? А почистить зубы?

– В тюрьме почистят! – бросил Конрад через плечо и припустил по еще излучающей ночную прохладу аллее.

В дом к Лукашу он ворвался разгоряченным этой утренней пробежкой. Лукаш стоял в гостиной на коленях перед журнальным столиком, на котором покоилось его очередное антикварное приобретение.

– Смотри, что я достал! Древнейший музыкальный инструмент, – похвастался он. – Называется магнитофон. Всего несколько клавиш, а играет как целый оркестр! И орет – вылитый господин Наферзякин требует финансового отчета у госпожи Наферзякиной!

– Это же примитивная музыкальная система, а не инструмент, – прохрипел Конрад. – Слушай, я убил человека. Вернее, одиннадцать человек.

– Да? Что же теперь делать?

– Я думал, ты знаешь. Поэтому и прибежал.

– Подожди, – Лукаш резко выпрямился, – что ты сказал?

– Я расстрелял приемную комиссию.

– Ты? – скептически переспросил Лукаш.

– Я! В новостях так и сказали: «Убиты неустановленным лицом».

– Ты с ума сошел!

– Знаю! – зло оборвал Конрад. – Делать-то мне что теперь?

– Действительно, что делать? – в задумчивости забормотал Лукаш. – Ну, в актеры тебя теперь не возьмут – это точно. Если только в кукольники?

Конрад обхватил лицо ладонями и застонал.

– Ну, не знаю… – заметил Лукаш, отдирая заднюю панель своей новой игрушки. – Я бы так не убивался. Всю жизнь риэлтором работаешь – мог бы уже и привыкнуть.

– Лукаш, мне бежать надо. Я же теперь особо опасный преступник.

– Да? А по мне – так обычный парень.

– Для суда и общества в целом это твое мнение – не аргумент.

– Бежать!.. – Лукаш хмыкнул. – Ты посмотри на себя: еще пара кварталов, и ты свалишься.

– Лукаш, все-таки у вас, андроидов, большие проблемы с пониманием человеческого языка.

– Ладно, ладно, не выступай, ты – не мыс. Думаю, то, что мы никогда не будем людьми, не подменим собой людей, должно тебя радовать, а не раздражать.

– Хорошо, поясняю. Мне не в буквальном смысле бежать нужно. Мне скрыться нужно. Исчезнуть. Схорониться. Затеряться. Слинять. Раствориться. Испа…

– Стоп. Я уже вконец запутался, что именно ты собираешься с собой сотворить.

– Остановимся на «скрыться». От всех. Прежде всего – полиции.

– Понимаю… – Лукаш, казалось, впервые задумался о ситуации, в которой оказался его друг. – Может, тебе переждать все это в какой-нибудь видеоигре?

– Предлагаешь видеопортацию в игру?

– Ага.

– Не знаю… Я слышал, полиция наловчилась разыскивать людей в видеоиграх.

– Тогда тебе надо в Прошковию.

– А что там?

– Довольно примитивное и скучное местечко. Но там тебя вряд ли потревожат. Подожди…

Лукаш подключился к внутреннему компьютеру Конрада и замер на несколько секунд.

– Я установил тебе защитный экран, – пояснил он, словно очнувшись от напущенных на него чар, превративших его в неподвижную статую. – Правда, он несовершенен. Он лишь искажает твои идентификационные данные, но не изменяет их. Сам ты по-прежнему знаешь, кто ты, но пользоваться узлами телепортации или транспортом больше не можешь. Тобой сразу заинтересуются как человеком без удостоверяемой личности.

– И как же мне быть? На своих двоих мне далеко не уйти.

Лукаш изобразил на лице интенсивность мыслительных процессов. Как и большинство андроидов, он уделял серьезнейшее внимание тщательному копированию человеческой мимики, но порой ненароком переигрывал, что вызывало у его партнера безудержный смех. Однако именно сейчас напряженность черт Лукаша была для Конрада единственным источником надежды, и он вглядывался в них с болезненным нетерпением.